13. НИКО

 

Новость о «шокирующем увольнении» Пола ДиАнно из Iron Maiden по завершении группой финальной стадии их первого мирового турне в октябре 1981 года прогремела в журнале Sounds. Была напечатана цитата представителя пресс-офиса EMI, который заявил, что решение было принято «на дружественной основе» и основанием послужили «серьезные разногласия в отношении музыки и гастролей». Не желая бить лежачего, группа решила не предавать огласке истинные причины увольнения Пола. «Когда кто-нибудь уходит, в качестве причины мы всегда называем что-нибудь вроде ‘музыкальных разногласий’», – поясняет Стив Харрис, «но это скорее для их пользы, нежели для нашей. Вполне достаточно того, что они уже не в группе. Не стоит постоянно твердить об этом, понимаете?». Однако столь благородные чувства не удержали Sounds от того, чтобы не упомянуть про то, что были и другие, «более очевидные рок-н-рольные факторы».

 

Maiden благоразумно решили не заставлять фанатов томиться в ожидании возможной катастрофы. Дабы показать, что это была всего лишь временная заминка, они спешно объявили о первом британском выступлении с новым вокалистом Брюсом Дикинсоном, который совершит свой дебют с группой на родине в лондонском клубе Rainbow 15 ноября. С целью дать возможность Брюсу акклиматизироваться на новой головокружительной высоте, на которую он поднимался, группа отыграла в последнюю неделю октября пять концертов в Италии: в Болонье, Риме, Флоренции, Удине и Милане. Если итальянские фаны и были опечалены уходом Пола, то они этого не показали. Билеты на все пять шоу были полностью распроданы заранее, и реакция всей публики была близка к экстазу на каждом выступлении.

 

Со своей стороны, Брюс говорит, что был весьма удивлен тем, как легко он влился в новый состав. «Я чувствовал себя, как дома», – вспоминает он. «Как будто я стал членом одной большой семьи». Остальные участники группы были также в восторге от их нового приобретения. Если Пол оставался неизвестной величиной, как на сцене, так и вне нее, то с Брюсом можно было быть уверенным, что тот будет выкладываться по полной каждый раз. Как заметил Эдриан Смит, «Если он и нервничал, то не показывал этого. Он просто выходил на сцену и вел себя так, будто был в группе с самого первого дня».

 

Однако главная проверка случилась двумя неделями позже в Rainbow. Первое выступление на родной земле со времени ухода Пола — даже Брюс признал, что немного нервничал перед этим событием. «Я не волновался за свою работу», – говорит он. «Я чувствовал, что в Италии доказал, что с этим у меня все в порядке. Вопрос был в том, примут ли меня поклонники. Моей вины не было в том, что Пол оказался за бортом. Но меня преследовало неотвратимое чувство, что какая-то нездоровая энергия из толпы будет определенно направлено на меня».
Ему не стоило так волноваться. Да, в тот вечер в Rainbow в толпе ярых фанатов нашлись такие, кто по началу не смог побороть искушение и не выкрикнуть: «Верните Пола!», но свист понемногу умолк, как только стало ясно, что Брюс оказался более чем просто заменой ДиАнно. Он обладал не только более лучшим, сильным голосом, чем его предшественник (никаких «вы поете высокие ноты, а я пою низкие» в случае с Брюсом), но он также завоевывал все внимание публики, чего ДиАнно, с его угрюмой и развязанной манерой, никогда не делал.

 

Раньше публика наблюдала за тем, как Стив Харрис вихрем носится по сцене с басом наперевес, словно с пулеметом, расстреливает толпу музыкальным огнем, выставив правую ногу на монитор, и вглядывается в толпу, как будто желает прыгнуть в пучину лиц перед ним. Теперь же, с Брюсом, на сцене появилась конкурирующая мощная сила, так как он буквально проносился по каждому дюйму сцены, карабкаясь на оборудование в одну секунду, а в следующую уже мчась к краю. Если, к примеру, где-то висел канделябр, можно было быть уверенным, что Брюс обязательно на нем покачается. Это было энергичное, хулиганское представление, которое свело на нет все давнишние сомнения по поводу будущего группы. «Он действительно умел обращаться с публикой», подтверждает Дейв Мюррей, «и он делал это совершенно не так, как Пол. Пол был великолепен только в тот момент, когда непосредственно пел, но он выглядел несколько потерянным все остальное время на сцене. Брюс не переставал двигаться и общаться с публикой независимо от того, пел он в данный момент, или нет».

 

В результате, выступление в Rainbow прошло с триумфом. Это был наилучший ответ критикам, которые с радостью ухватились за новость об уходе ДиАнно дабы предсказать, что дни группы сочтены. Судя по всему, они ошибались как никогда, и команда проводила старый год, находясь в прекрасной форме и выступив на Рождественском благотворительном джем-сейшне в Ruskin Arms. Это было их первое за два года появление в крошечном пабе, в котором они заложили основы своего нынешнего успеха. Хоть в афишах и анонсировалось выступление группы Genghis Khan (Чингисхан), никого сбить с толку, конечно же, не удалось. В итоге паб был заполнен до отказа задолго до прибытия группы. Вся выручка пошла в пользу Лондонского Детского Госпиталя Барнардо (Barnardo's Children's Hospital). Кроме этого, концерт в Ruskin совпал с событием, которое позволило Дейви впервые хорошенько получить по морде тортом.

 

Есть в лагере Maiden такая традиция: забрасывать тортом любого именинника, чей день рождения пришелся именно на день проведения концерта. И Дейви, который появился на свет 23 декабря, всегда умудрялся избегать этого церемониала. Но не на сей раз. Это был восхитительно неброский, но в то же время душевный способ попрощаться с годом, в котором им пришлось испытать огромные радости и разочарования, за двенадцать месяцев которого они одновременно потеряли и приобрели гитариста и вокалиста, закончили свое первое мировое турне, включая первую вылазку в Америку. Стали свидетелями того, как их второй альбом был разгромлен в британской прессе, чтобы затем стать хитом в двадцатке лучших Британии, Канады, Франции, Германии, Японии, Швеции и Бельгии; и получить в последствии золотой статус за превосходные продажи в Британии, Канаде, Японии и Франции. Подтекст был очевиден: сейчас, имея в составе Брюса, будущее Iron Maiden никогда не выглядело столь обнадеживающе.

 

Малькольм Доум: «Многие считали Пола ДиАнно выдающимся фронтменом, и когда его уволили, они решили, что Maiden оказались на краю пропасти. Затем появился Брюс, и все тут же перевернулось. Он был идеальным завершающим фрагментом мозаики, которая должна была превратить их в блестящую мировую группу. Останься Пол, либо откажись Брюс, он вряд ли смогли бы дотянуть до середины 80-х. Им было необходимо нечто, и Брюс оказался этим «нечто». Но вы должны также отдать должное Роду со Стивом, которые все это предвидели, и вовремя сделали правильный выбор. Было очень легко там-сям проколоться, как большинство групп NWOBHM, но Maiden избежали этого. Они твердо держали верный курс, а затем их было просто не удержать».

 

«Я понятия не имел, как должен себя вести, выйдя в первый раз с ними на сцену», – отмечает Брюс. «Я позволил всему получаться совершенно спонтанно. Единственное, в чем я был абсолютно уверен, так это в том, что я не буду клоном Пола ДиАнно — ни в вокальном плане, ни в визуальном, ни в каком другом. Когда мы с Родом впервые говорили о работе, в Рединге, я сказал: ‘Слушай, я не знаю, что ты думаешь о том, что я должен делать, но я совершенно убежден в том, чего я точно делать не буду: я не буду делать то, что делал парень, который был у вас до меня’. Еще я сказал: ‘Если вы все-таки хотите, чтобы я так поступил, лучше найдите кого-нибудь другого прямо сейчас, потому что это даже не стоит того, чтобы об этом говорили’. Все это поведение весельчака-кокни, которое было свойственно Полу, не было свойственно мне. Я даже не находил это хоть сколько-нибудь интересным. Возможно, это прокатывало в Британии, где люди понимали, о чем он. Но являлось пустой тратой времени во всем остальном мире. Я считал, что эта группа достойна большего».

 

«Брюс был одним из немногих, кто мог справиться с этим», – подтверждает Эдриан Смит. «У него был широкий вокальный диапазон и у него был опыт. Как нам казалось, он определенно был талантлив и вполне мог потянуть эту работу. Но мы не были уверены до конца, пока не сыграли те первые концерты в Италии и в Rainbow, которые, несомненно, развеяли все сомнения по поводу нашей совместимости накануне работы в студии. Это стало окончательным подтверждением правильности нашего решения. В вокальном плане он подошел идеально, но в плане личности он являлся полной противоположностью Пола. Не такой мачо, и более космополитический, чем он, если вы понимаете, о чем я. Например, в какой бы стране мира мы ни выступали, Брюс всегда старается пообщаться с публикой на их родном языке, хотя бы немного, чтобы просто показать им, сколько усилий мы прилагаем, и они это обожают. Это изменило стандартный подход Пола, типа, ‘Эй! Как дела?!’ В итоге, запись нового альбома уже не вселяла столько тревоги. Фактически, это придало нам еще больше решительности в том, чтобы пойти туда, и показать, на что мы способны».

 

Но, прежде чем они смогли бы приступить к записи первого альбома Maiden эры Брюса Дикинсона, им необходимо было сочинить несколько новых песен. Исчерпав весь запас своего лучшего материала, накопленного в ранние годы, Maiden впервые приступили к работе над альбомом абсолютно с нуля. Фактически, у них было три месяца на выполнение поставленной задачи, три месяца скрупулезного совместного труда над идеями в той же самой студии в Клэптоне, в которой прослушивался Брюс — в Hollywood Studios. Это был необычайно длительный срок для перерыва между гастролями по меркам того лихорадочного времени. Но на это были необычайные причины.

 

«Это была чистая случайность — то, что мы получили так много времени на совместное сочинительство», – говорит Брюс, «потому что я был новичком, и из-за того, что все шло кувырком. Но это был не единственный фактор, так как у группы не было ни одной готовой песни. Они использовали весь пригодный старый материал, а все остальное время они провели в дороге. Так что это было по-своему хорошо, поскольку мне не пришлось петь слова, написанные Полом, или петь песни, написанные Стивом для него. Для этого состава все было абсолютно свежим, и я думаю, это явилось одной из причин того, что этот альбом стал великим. У нас было время подумать в первую очередь о песнях».
Было решено назвать альбом “Number Of The Beast”, по названию одной из наиболее законченных на тот момент композиций Стива Харриса — обманчивой и ироничной 'Number Of The Beast'. Именно в это время для искушенных наблюдателей Maiden стали поистине студийными музыкантами. Долгое время их считали исключительно удивительно мощной «живой» группой, несмотря на рукоплескания, которые получил первый альбом и постоянно растущие продажи второго. Сомнения существовали до тех пор, пока группе не пришлось воззвать ко всему своему созидательному гению, к чему они не прибегали на протяжении выхода целых двух альбомов.

 

Все подобные сомнения испарились с выходом “Number Of The Beast”. Он содержал в себе восемь великолепных треков, но, конечно же, главным отличием стал вокал. Более широкий вокальный диапазон Брюса дал новые возможности одновременно и Стиву как автору, и Мартину Берчу как продюсеру, и теперь он смог воспользоваться тем, что с этого момента Maiden имели возможность записать свой наиболее сложный и амбициозный материал. Псевдооперная манера Брюса — все эти маниакальные вибрато с перепадами то вверх то вниз, филигранные идеально выверенные ноты, — звучала так, как будто она и была изобретена в музыкальной лаборатории Стива. Он обладал талантом превратить самые замысловатые стихи в нечто сексуальное, то, что можно было бы напевать. (Как бы вы например положили на музыку первые строчки альбома — "Longboats have been sighted, the evidence of war has begun/Many Nordic fighting men, their swords and shields all gleam in the sun"?)

 

«Несмотря на то, что он был великолепен на тех альбомах, на которых записывался сам, и он был вообще идеален на них, я всегда чувствовал, что Maiden в состоянии двинуться за пределы возможностей Пола», – говорит Берч. «С моей точки зрения, он был просто не способен исполнить вокальные партии на кое-каком довольно сложном материале, которым, как мне известно, Стив хотел заняться. С голосом Брюса мне было работать куда проще. У него был более широкий диапазон, он мог держать мелодию, чего Пол совершенно не умел. Поэтому, когда присоединился Брюс, для нового альбома раскрылись чрезвычайно широкие возможности. Пол просто не смог бы все сделать как Брюс, именно поэтому “Number Of The Beast” стал поворотной точкой для Iron Maiden, как мне кажется. Во время записи именно этого альбома я, наконец, осознал, что они станут теми, кем я хотел, чтобы они стали. Помню, как говорил им по окончании работы: ‘Знаете, это будет великий альбом. Он изменит вашу карьеру’. В нем были все необходимые волшебные ингредиенты: чувство, идеи, энергия, техника. А они мне на это ответили: ‘Что, правда?’, или типа ‘Ага, ну конечно!’ То есть, в глубине души они, конечно, надеялись, но я же был в этом уверен. Я почувствовал это еще в процессе записи. Помню, как мы провели целую вечность в попытках правильно наложить вокальное вступление на заглавный трек. Мы переделывали и переделывали все заново, пока Брюс не сказал: ‘Моя башка раскалывается на части! Мы можем пойти дальше, заняться чем-нибудь другим, а потом вернуться к этому?’ Но я не позволил ему отвлекаться на что-либо иное, пока он не сделал все идеально. Позже он понял, чего я добивался, но было ясно, что ему сложно было начать. Но в этом весь Брюс. Он всегда делает все, что в его силах».

 

Что касается самого материала, они сильно выиграли от того, что не стали использовать какие-либо старые наработки. В результате, новые песни насквозь были пропитаны зрелостью. Были достигнуты новые ритмические и мелодические глубины, неизведанные доселе даже в таких любимых публикой боевиках как 'Charlotte The Harlot' и 'Running Free'. С такими мини-эпиками как 'Hallowed Be Thy Name' (предсмертная записка приговоренного к казни) и треком, от которого альбом получил название, 'Number Of The Beast' (инспирированный фильмом “Omen II”), Maiden вступили на новую творческую почву. Они стали идти на риск, и за это им начинало воздаваться.

 

Стив, который всегда предпочитал сочинять один, преподнес такие вещи как 'Run To The Hills', 'Invaders', 'Children Of The Damned', 'Number Of The Beast' and 'Hallowed Be Thy Name'. Участие Брюса проявилось в том, что он вдохновил Эдриана на более активное вовлечение в сочинительский процесс. В итоге, из трех оставшихся песен: 'Gangland' была написана Эдрианом с небольшой помощью от Клайва; 'The Prisoner' написана Стивом и Эдрианом; и '22 Acacia Avenue', как мы выяснили ранее, оказалась старой «нетленкой» Эдриана еще со времен его группы Evil Ways, возрожденная с некоторой помощью Стива, который присовокупил сюжет к многогранной истории столь обожаемой группой Шарлоты. Брюс, который на более поздних альбомах также отметился сочинением не менее значимого материала Maiden, на этот раз отклонил возможность что-нибудь добавить к нынешней пластинке, так как все еще был скован юридическими формальностями, согласно которым, он невольно все еще являлся членом доживающей группы Samson. «Лишь начиная со следующего альбома, мы с Брюсом получили возможность сотрудничать как соавторы», – поясняет Эдриан. «Было заметно, что Стив предпочитает сочинять в одиночестве. Он приносил уже почти полностью готовые песни, вплоть до того, что указывал, какая гитара в каком месте будет играть. И даже чья именно это будет гитара. Он знал, каким образом будет идти вокальная партия, и имел вполне отчетливое представление того, какой эта вещь должна получиться в итоге. В то же время мы с Брюсом стали проводить время вместе и писать все, что приходило нам в голову. Брюс всегда был переполнен энергией и энтузиазмом для новых идей, поэтому-то мы и сошлись. Однако это началось только лишь после совместных репетиций над “Number Of The Beast”».

 

Для Эдриана «“Number Of The Beast” являлся лучшим альбомом на тот момент. Все песни были превосходными, и звук был гораздо более жирный». Стив Харрис, напротив, не так уверен: «Мне нравился “Number Of The Beast”, но я не считал его нашим лучшим альбомом всех времен, да и по-прежнему так не считаю. На нем есть пару треков, которые не столь хороши, и один из них — мой собственный!» Две песни, о которых говорит Стив, это совместный труд Эдриана и Клайва — 'Gangland', а также 'Invaders', которую Стив сам же и написал. «'Gangland', похоже, была просто первой попыткой Клайва сочинять», – объясняет он, «и мне нужно было топнуть ногой и сказать: ‘Слушай, это сойдет только для «би-сайда!»’, потому что так оно и было на самом деле». Стив говорит, что он предпочел бы на месте 'Gangland' увидеть песню, написанную им вместе с Дейви (опять же с помощью Клайва) под названием 'Total Eclipse', которая вместо этого появилась на стороне «Б» первого сингла — 'Run To The Hills'.

 

«Получилось так, что нам срочно нужен был сингл, потому что у нас был новый вокалист, и было уже запланировано британское турне, а альбом, по-видимому, еще не был готов. Так что нам позарез нужен был сингл, чтобы покрыть все эти нужды», – говорит Стив. «Просто мы выбрали не тот трек для «би-сайда». Мне кажется, если бы 'Total Eclipse' вышел на альбоме вместо 'Gangland', было бы куда лучше. Также и 'Invaders' можно было заменить чем-то более подходящим. Правда, к тому моменту у нас ничего подобного не было. У нас хватило времени сделать только то, что мы, в конце концов, и сделали».

 

К сожалению, как говорит Брюс, «Все заработанное время мы растратили на подготовку, и когда дело подошло к непосредственной записи, нам пришлось все сделать за один сумасшедший рывок». Фактически, из-за того, что основное время ушло на написание нового материала, записывать и микшировать альбом в студии Battery Studios пришлось всего за пять недель, включая перерыв после первой недели для записи и сведения 'Run To The Hills' и 'Total Eclipse'. Таким образом, они быстро состряпали сингл, чтобы вслед за этим вернуться в студию и закончить работу как можно быстрее.

 

«Из-за жесткого графика нам пришлось выпустить сингл до окончания всей записи», – продолжает он. Мы думали: ‘О, черт побери! Мы еще не записали ни одной песни. Откуда нам знать, которая из них выйдет хорошим синглом?’ То есть, на “Number Of The Beast” было столько классных песен, что мы запросто могли ошибиться в выборе трека. Но график настаивал на выпуске сингла, и мы спросили у Мартина, что он думает, и он ответил: 'Run To The Hills'. Так что, благодаря золотым ушам Мартина, мы так и поступили. И оказалось, что это было правильное решение».

 

И действительно. 'Run To The Hills' взлетел в британских чартах на седьмую строчку после выхода в феврале. Это был первый сингл Maiden, вошедший в лучшую десятку Британии. Режиссер Дэвид Маллет (David Mallet) тут же наспех снял новое видео, состоящее из концертных съемок вперемешку с фрагментами из комедийных фильмов с Бастером Китоном (Buster Keaton), хотя самого Бастера в кадре не было из-за проблем с авторскими правами. Клип был полностью показан на Top Of The Pops, так же как и на едва появившемся на свет MTV, что оказалось дополнительной поддержкой для завоевания новых поклонников по всей Америке. И, конечно же, не обошлось без нового, манящего и безобразного Эдди. На обложке красовался наш омерзительный герой, запечатленный на вершине холма (уловили?), сошедшийся в рукопашной драке с самим Вельзевулом.

 

Спустимся с холмов обратно в студию. Зная, что новое британское турне начнется 25 февраля, Мартин Берч сражался со временем, стремясь закончить сведение альбома к дате его выхода. «Род буквально стоял за дверями студии с обложкой наготове, а лейбл уже жаждал поскорее шлепнуть это на винил», – шутит сейчас Мартин. Однако, в спешке, он едва не угробил весь альбом. «Мы слишком торопились с альбомом», – говорит он. «Помню, я все еще сидел в монтажной, когда Род закатил вечеринку с целью дать кое-каким людям из EMI его послушать. Я всю ночь напролет занимался сведением, так что он вряд ли был идеален. Хотя у нас получилась неплохая версия самого трека — 'Number Of The Beast', и 'Run To The Hills' уже была готова, со всем остальным мне пришлось действительно поторопиться, чтобы сделать все должным образом. Затем, после того как альбом проиграли на той вечеринке, Стив зашел ко мне и сказал, что, по его мнению, некоторые моменты в сведении его не удовлетворяют, и спросил меня, почему так вышло. Я ответил: ‘Извини, но у меня не было достаточно времени’. Стив, естественно, был очень раздосадован. Он ушел, и устроил бурное обсуждение с Родом. Стив весьма вовремя взял инициативу в свои руки и настоял на том, чтобы мне дали немного больше времени на завершение работы. Это было сделано в последнюю минуту, но если бы он не отстоял свое мнение перед рекорд-компанией, у нас бы и этого не было. Мы все перемикшировали, и на этот раз я взял свое. После этого мы некоторое время запрещали Роду появляться в студии. ‘Можно мне войти?’ ‘Нет!’ Мы даже повесили на дверь объявление: ‘Менеджерам-уроженцам севера вход воспрещен’».

 

Как в то же время отмечает Мартин, помимо постоянного давления и спешки, запись “Number Of The Beast”, как и всякого альбома Maiden, изобиловала и более приятными моментами. Как, например, тот вечер, когда Род позвонил актеру Патрику МакГуэну (Patrick McGoohan) с целью попросить разрешения на использование в альбоме записи его голоса. Взяв название для песни из одноименного культового телесериала 60-х, музыканты решили использовать во вступлении к 'The Prisoner' голос самого МакГуэна (который сыграл главную роль — персонаж по имени Номер Шесть), произносящего свою знаменитую фразу: «Я не номер, я свободный человек!» Ди-джей Томми Вэнс (Tommy Vance) помог группе тем, что одолжил оригинальную запись этой цитаты из фильма, однако им по-прежнему было необходимо разрешение МакГуэна, чтобы продолжать.

 

Стив сегодня вспоминает, как их всегда невозмутимый менеджер, казалось, испытывал благоговение перед знаменитостью — настолько тот нервничал, набирая номер. «О, черт бы его побрал», – стонал позже Род. «Никаких проблем со всеми этими говнюками рок-звездами, но этот же — заслуженный актер-суперзвезда. Я был чертовски перепуган!» Остальная группа хохотала, наблюдая, как Род с дрожью в голосе начал объяснять детали актеру, который находился в тот момент на другом конце провода в Лос-Анджелесе. «Скажите еще раз, как называется группа?» – спросил он. Род ответил: «Iron Maiden». «Рок группа, говорите…» – МакГуэн раздумывал. «Ладно, делайте!» – резко и высокомерно ответил он в духе своего телевизионного персонажа и бросил трубку. Так они и поступили.

 

В конце концов, “Number Of The Beast” вышел в Британии 22 марта 1982 года, двумя днями позже завершения их британского турне в Hammersmith Odeon. Однако эта небольшая осечка не помешала им попасть в альбомных чартах прямиком на первую строчку. В тот день, когда они услыхали эту новость, группа находилась в пути через швейцарские горы в направлении Парижа. Тем не менее, им не пришлось отпраздновать это событие, так как гастрольный автобус сломался, и всем пятерым ничего не оставалось, как толкать его по снегу. Тур-менеджер Тони Виггинс с изумлением наблюдал за этой картиной: «Пятеро парней, чей альбом только что оказался на вершине чартов в Англии, толкают автобус, чтобы завести его, и никто из них при этом не колебался ни секунды. Никто не хныкал, никто не вел себя, как звезда. Затем они вернулись, и мы поехали дальше, как будто ничего и не произошло».

 

В подтверждение того, что это событие не явилось некой случайностью, первый за всю их историю альбом-обладатель Номера Один в британских чартах продержался в таком состоянии еще неделю. Что еще более поразительно, так это то, что пластинка вошла в десятку лучших почти по всему миру, распродавшись миллионным тиражом всего за несколько месяцев. В итоге же было продано более шести миллионов копий. В Америке, где заголовок альбома вызвал бурю протеста разрастающегося так называемого «морального большинства», группа представителей американских правых политических сил абсурдно обвинила Maiden в поклонении дьяволу и «попытке совращения наших детей». Как говорит Стив: «Это было какое-то сумасшествие. Они совершенно все перевернули с ног на голову. Судя по всему, они даже не удосужились прочитать стихи. Им просто хотелось верить в эту чушь про сатанистов». Тем не менее, непроизвольная реклама поместила название группы в заголовки газет каждого города, в котором им пришлось побывать в тот год, поскольку отчаянная молодежь везде хотела лично лицезреть музыкантов, которые вселяли в их родителей страх перед Богом. Неужели они были и вправду настолько хороши?

 

Да, были. Следующая глава более подробно отразит будничную жизнь гастролирующих Maiden тех времен, однако нелишним будет сказать, что мировое турне “Number Of The Beast” стало для Рода и для группы самым претенциозным и успешным. Оно включало в себя 180 концертов в 18 странах, прошедших за десять насыщенных событиями месяцев. Этот тур стал своего эталоном, которому они следовали и который совершенствовали на протяжении всего оставшегося десятилетия, продавая все больше альбомов и все расширяя гастрольный график, пока, в конце концов, Maiden не стали самой знаменитой и самой влиятельной хэви-метал-группой в мире.

 

«1982 был определенно нашим годом», – вспоминает Брюс. «Группа, конечно, построила для себя солидный фундамент еще до моего прихода, но альбом “Number Of The Beast” продвинул ее гораздо выше». Даже еженедельник NME — это самобытное британское воплощение независимой добродетели и заклятый враг всего, с чем связано слово «метал» — поместил Maiden на свою обложку в 1982 году. Точнее говоря, они изобразили на апрельской обложке оскалившегося Эдди, отправив своего репортера Пола Морли (Paul Morley) взять у группы интервью. Не обращая внимания на очевидный цинизм Морли, Род настоял на том, чтобы интервью было взято и опубликовано в журнале в строгом формате вопросов и ответов, что позволило бы избежать возможности выдергивания фраз из контекста, или, как сказал Род, «сглаживания углов». NME с неохотой согласились. В результате мероприятие забавным образом сбалансировало между грозными заявлениями Морли по поводу «морального и интеллектуального самодовольства» группы и ответами Стива и Брюса, которые оказались куда более интеллектуальными, чем тот ожидал. «Он явно нервничал», – вспоминает Брюс, «потому что сильно разозлился и попытался стянуть бутылку виски».

 

Небывалый успех и слава снизошли на группу под одобрение критики. Они были хэдлайнерами везде, кроме Америки. Но даже там они насчитывали уже около миллиона поклонников. “Number Of The Beast” стал первым альбомом Maiden, достигшего золотого статуса (что означает достижение продаж в полмиллиона экземпляров). И впервые в жизни группа стала по-настоящему зарабатывать деньги. Сегодня Брюс Дикинсон вспоминает те дни, когда он присоединился к коллективу в конце 1981 года: «Поначалу я получал примерно 100 фунтов в неделю. Этого вполне хватало, чтобы переехать со своей подружкой из той халупы, в которой мне приходилось спать на полу, в маленькую квартирку». Когда же они вернулись из завершающей части мирового турне “Number Of The Beast”, всего через год, Брюс и все остальные уже считались вполне обеспеченными молодыми людьми. «Помню, мы все вернулись из того турне, имея на руках солидный бонус», – вспоминает Дейв Мюррей. «Мы, конечно, не стали миллионерами, но у нас внезапно завелись деньги. Причем, речь шла о шестизначных цифрах. Мы даже не знали, как можно потратить такие суммы».

 

«У нас так долго было пусто в карманах, что в первое время в это просто нельзя было поверить», – говорит Эдриан Смит. «Но мы смекнули, что Америка является огромным источником дохода. Как нам рассказали, там мы продавали маек больше, чем те группы, которых мы разогревали. Людям начинал нравиться Эдди, и они хватали подряд все, на чем изображена его рожа. Это было здорово, потому что не важно, кто вы такие — The Rolling Stones, или кто-то еще — никто не зарабатывает на гастролях. Вам повезет, если вы просто прорветесь. А хорошие продажи мерчандайза позволяют группе продолжать турне еще дольше, чем это было бы возможно, только из-за появления дополнительных денег». Этот приток наличности стал возможным после пересмотра EMI своего контракта с Maiden. К тому времени к Роду присоединился его приятель по Кембриджу Энди Тейлор, и на этот раз парочке удалось добиться от EMI такого аванса, который позволил группе устойчиво держаться на плаву. Теперь отпала необходимость в поддержке команды за счет собственных гонораров. Как говорит Энди: «С этого момента группа уже не была ни у кого в долгу».

 

«Энди появился у нас во времена “Number Of The Beast”», – рассказывает Род, «поскольку дела шли все лучше и лучше, и забот становилось все больше, скорость возрастала, и мне нужен был кто-то вроде Энди, кто мог бы подхватить деловую часть. С рок-группой твоя первая проблема в том, как заработать денег. Когда справляешься с этой задачей, возникает другая: как этими деньгами распоряжаться? До того времени я все делал сам. Был только один я. Затем появился Кит Уилфорт, чтобы заниматься фан-клубом, где-то в 1980 году. Кит был всегда рад помочь, чем может, ответить на телефонные звонки. Однако после “Number Of The Beast” этого стало недостаточно, особенно если учесть, что я был постоянно с группой на гастролях. Я всегда хотел призвать на помощь Энди в тот момент, когда мы дойдем до такой точки. Так что именно так я тогда и поступил. До того момента все приходилось вкладывать в группу. Теперь же все изменилось».

 

«Насколько мне известно, Maiden никогда ранее не задолжали EMI больше ста тысяч фунтов. Так было до тех пор, пока мы не пересмотрели сделку», – говорит Энди, «и тогда они уже стали важными фигурами и позволили себе купить по собственному дому. Раньше, по-моему, они получали не больше сотни в неделю. Теперь же у нас водились деньги, и важным было следить за ними. Мы гарантировали группе, что никто больше не вломится к ним в дверь с требованием оплатить счет. Мы сказали: ‘Вы больше не будете жить взаймы. У вас никогда не будет проблем с налогами. Что бы вы ни заработали, это всегда будет оставаться у вас, и у вас не будет риска потерять его’. И с таким отношением мы продолжали работать и дальше. Сейчас положение дел еще лучше, и если, скажем, завтра Maiden прекратит свое существование, никому из них не придется снова ходить на работу. И это все потому, что я и Род детально планировали все финансовые расходы, начиная с того самого дня. Да, мы любим поржать, но мы не щелкаем клювами».

 

Впервые в жизни пять членов Iron Maiden — все как один выходцы из бедных или малоимущих рабочих семей — наслаждались финансовым благополучием, таким, о котором их родители и не мечтали. По словам Энди, каждому из них посоветовали вложить новые деньги в имущество. Так они все и поступили по возвращении из турне, за исключением весьма ленивого Эдриана и Клайва, которые по разным причинам предпочитали хранить их в наличности.

 

«Я на самом деле не могу вспомнить, что я делал с деньгами, заработанными на турне “Beast”», – говорит Эдриан. «Меня постоянно обвиняли в прижимистости, потому что я никогда не сорил деньгами. Пока мне хватало на выпивку и сигареты, я особо не беспокоился о них. Я снял неплохую квартиру в Фулхэме — районе, который является одной из лучших частей Лондона, и я помню, что я неплохо питался, но при этом у меня не было никакого финансового плана. Я не покупал ни дома, ни машины. Я оставил все как есть. Все равно большую часть времени мы работали вне дома, так что заботился обо всем менеджмент».

 

Единственное, о чем менеджмент был не в состоянии полностью позаботиться, это личная жизнь участников группы. И опять же, единственное, что могло угрожать дальнейшему процветанию Iron Maiden, это сама группа. Поначалу, главным для Стива в этом потрясающем туре “Beast” стала определенность относительно того, полностью ли Брюс подходил группе.

 

«Странно, сначала мне показалось, что это всего лишь мое воображение, но на ранней стадии турне было несколько выступлений, когда Брюс пытался толкаться со мной на сцене. Все это выглядело по-дружески, но иногда я чувствовал, что это не совсем так. Это было неким проявлением эго, так что я начал сомневаться в том, что он нам подходит. Не знаю, пытался ли он таким образом обозначить свою территорию, но ему не стоило так делать. В любом случае, мы заставляли его быть в большей степени фронтменом, чем Пол. Мы хотели, чтобы он находился впереди. Но по какой-то причине, как мне кажется, первые месяцы он немножко не понимал этого. По-моему, все устаканилось только с выходом нового альбома, когда он начал сочинять наравне с нами».

 

Но помимо того, что группе предстояло пережить период вливания нового вокалиста, на горизонте замаячила новая проблема. На этот раз это был Клайв Берр.

 

«Клайв был отличным барабанщиком», – говорит Эдриан Смит, «барабанщиком того же типа, что и Ян Пэйс — с ровным и четким чувством ритма и всего остального. Стиль игры Клайва не создавал никаких проблем; проблемой было всем нам справиться с ним, когда у него был отходняк, что случалось все чаще и чаще, особенно во время того американского турне».

 

По словам Эдриана, тур по Америке может показаться «слишком хорошим, чтобы быть правдой для некоторых». Только представьте: бесконечные работающие всю ночь клубы, и все это в режиме 24-часа-в-сутки, семь-дней-в-неделю — да еще если сравнить с Британией в эпоху до появления спутникового телевидения, где не было ничего, кроме трех телеканалов и воскресного вечера — поездка аллюром по Америке до сих пор ассоциируется у них с одной долгой вечеринкой. Как отмечает Стив: «Америка — это явно не то место, где легко противостоять соблазну, особенно если ты в гастролирующей рок-группе, а твои альбомы повсюду в чартах».

 

В действительности, как мы это позже выясним в следующей главе, никто в Maiden (за исключением Стива) не смог с этим справиться в том американском турне 1982 года. Группа находилась в стадии, когда она начала привлекать к себе внимание, в то же время продолжая быть группой поддержки. Отработав короткий 45-минутный сет, у них в распоряжении оставалось достаточно свободного времени, также как и новых американских друзей, которые всячески стремились продемонстрировать, как нужно это время убивать. К сожалению, Клайв, будучи не самым ярым правонарушителем, оказался единственным, кто не сумел избежать отражения последствий такой жизни на своей игре. Как ранее в этом лично убедился Пол ДиАнно, это был тот серьезный проступок, которого Стив простить не мог.

 

По прошествии более чем пятнадцати лет, Стив по-прежнему хмурится и качает головой, когда вспоминает, как Клайв «провел большую часть концерта, блюя в ведро около своей установки. Главным, о чем я беспокоился в тот момент, было то, как мы завершим турне. Я думал: ‘Что ж, если мы с трудом справляемся с 45-минутным сетом, что мы будем делать, когда у нас будет собственная двухчасовая программа?’ Вот, что больше всего меня беспокоило в Клайве. В конце концов, в Штатах дошло до того, что я подошел к Роду и сказал: ‘Слушай, я так больше не могу’. И ему пришлось встряхнуть меня и заставить продолжать работать. Не то, чтобы я сдался. Я просто считал нечестным вешать людям лапшу на уши, демонстрируя не все, на что мы способны. Возможно, это звучит слишком заносчиво, но я уверен, что если Maiden хороши не на сто процентов, по мнению многих, мы все равно достаточно хороши. Но только не для меня. Я очень расстраиваюсь, если мы не смогли выложиться, и некоторые выступления в том турне проходили довольно мучительно из-за Клайва. И я не единственный, кого это раздражало, Клайв раздражал всех». «В итоге все это ощутили», — говорит Эдриан. «Когда ты ведешь за собой группу в качестве ударника, все внимание всегда на тебе. В этом весь смысл. И если ты начинаешь прокалываться, это портит все остальное. Особенно игру басиста. Поэтому Стив начал не на шутку злиться на Клайва. Потом ему делали предупреждение, и он всегда отвечал, типа ‘Простите, я не думал, что это так на мне скажется. Я больше не буду’. Затем все шло прекрасно пару концертов, а потом все начиналось снова. Как мне кажется, Клайв прекрасный барабанщик и хороший парень, но, как и в случае с Полом, мы ничего не могли поделать».

 

К сожалению, Клайв не отозвался на все мои запросы через посредников на предмет того, не хочет ли он изложить свою точку зрения для этой книги. Он не отказался говорить, но и не согласился. Он просто не отвечал. По-правде говоря, было бы неправильным делать какие-то глубокие выводы из этого молчания. Тем не менее, очень жаль, потому что Клайва до сих пор хорошо помнят все члены группы, которые были с ним знакомы в те годы. «Я по-прежнему считаю Клайва лучшим барабанщиком за всю историю группы», — говорит Брюс. «Это совершенно не умаляет достоинств [нынешнего ударника] Нико. С технической точки зрения, Нико, возможно, гораздо сильнее, чем Клайв. Просто у Клайва было невероятное чутье, и этому нельзя научиться. И я до сих пор сожалею, что ему не дали больше времени, чтобы он смог разобраться в себе».

 

Как ни печально, но в 80-е как раз нехватка времени была обычным делом для Maiden. Эдриан, который как никто другой в группе был близок с Клайвом, наилучшим образом подводит итог всей трагедии, связанной с уходом барабанщика: «К сожалению, я не стал поддерживать с ним связь после его ухода, о чем я сейчас определенно жалею. Да, мы постоянно были в разъездах, но я мог хотя бы раз позвонить. Даже и не знаю, что сказать. В тот день, когда мы собирались ему обо всем сообщить, я и Дейв немного выпили, потому что это было просто невыносимо. Я бы сказал, это произвело на меня впечатление гораздо более сильное, чем мне показалось на тот момент. Дело в том, что во время гастролей мы с Клайвом постоянно отрывались вместе. И какая-то часть меня тогда думала, что, раз мы два сапога – пара, то вскоре придет и моя очередь. Во многом благодаря этим опасениям во время следующего турне я стал вести себя куда более сдержанно. Да, я продолжал прекрасно проводить время, но на время гастролей я стал ограничивать себя в «хождениях в массы». С другой стороны, мне просто надоело выходить на сцену с головной болью».

 

Как ни странно, барабанщик, которому суждено было сменить Клайва на его посту в Maiden, позже заслужил славу самого отъявленного весельчака на свете. Нико МакБрейн, или мистер В Каждой Бочке Затычка, как он сам себя иронично называет, казалось бы, неуместная замена, учитывая обстоятельства увольнения Клайва? На первый взгляд так, но в столь абсурдных действиях Maiden все же был смысл.

 

«Вся фишка Нико в том, что… не знаю, как вы это называете, но у него в запасе всегда имеется целый мешок энергии», – говорит Стив. «Понятия не имею, откуда что берется, но где бы он ни торчал накануне, это никогда не скажется плохо на его выступлении. Вообще, мне плевать, что вытворяют люди, но все, так или иначе, боятся меня, потому что я всегда трезв. Я никогда ничего не употребляю. Мне просто пофиг. И я совершенно не осуждаю такие вещи до тех пор, пока это не начинает вредить игре. Это касается как музыкантов, так и тех, кто работает на нас. И Ник никогда не позволяет себе отдачу ниже, чем на 110 процентов. Для меня же, как для басиста, это просто идеально. То есть, с ним не было ни одного случая, чтобы мое выступление прокололось из-за барабанщика, что частенько случалось с Клайвом. Так что, хоть Ник и зовется мистером Тусовка, меня это никогда не волновало — ни раньше, ни сейчас. Я всегда уверен, что в ту минуту, когда мы выходим на сцену, он будет в порядке, и это просто бесценно для меня».

 

Большая часть группы познакомилась с Нико, когда тот играл в группе Trust, которая несколько раз выступала на разогреве у Maiden в 1981 году. «Они все были французами кроме Нико, который был насквозь английским, как сушеные бобы», – вспоминает Дейви, «поэтому он в основном болтался с нами, и все его хорошо знали». Однако Стив всегда вспоминает тот самый первый раз, когда он увидел Нико во время концерта еще в составе трио McKitty, с которыми Maiden играли на одной площадке на бельгийском фестивале под открытым небом в 1979 году. «Любопытно, что это было наше первое зарубежное выступление, и мы, конечно же, все еще считались полупрофессионалами», – говорит он. «Кажется, Гиллан со своей группой были хэдлайнерами, а Нико играл с Донованом МакКитти (Donovan McKitty), хорошим гитаристом в стиле Хендрикса, а также с Чарли Тумахай (Charlie Tumahai) на басу, который раньше играл в Be-Bop Deluxe, и которого я очень любил. Короче, они вышли, и тут начались все эти проблемы — у Донована МакКитти не заработала гитара, и Чарли с Ником сыграли что-то вроде джема, пока тот разбирался со своей гитарой. Нико был чертовски крут! Как правило, барабанные соло оказываются довольно скучными, но наблюдение за его игрой было самой лучшей частью того концерта».

 

«В общем, я запомнил его с тех пор, и когда нас покинул Клайв, он был одним из первых, о ком я подумал. Конечно, я был в курсе, что это кадр еще тот, но я был уверен, что нам нужен был как раз такой музыкант. Забавно, но когда через несколько лет к нам пришел Блэйз, Нико как-то подошел ко мне и сказал: ‘Слушай, я слышал, этот парень любитель повеселить народ. Ты уверен, что мы делаем правильный выбор?’ Я ответил: ‘Ник, погоди минутку. Мы уже взяли тебя’. Он призадумался, и сказал: ‘Да, точно’. И мы стали оба ржать, поскольку как раз он сам и стал мистером Весельчаком, причем абсолютно по заслугам! Никогда нельзя знать наверняка, что Ник отчебучит в следующий момент, поскольку он склонен меняться от концерта к концерту. Один день он в настроении, мистер Вечеринка, а на следующий день — он мистер Депрессия, но такой уж он есть. Тем не менее, это ни разу не сказалось на выступлении, а если бы и сказалось, то мы задали бы ему взбучку, он отошел бы, осознав свою вину, понимаете? Ник никогда не имел с этим проблем».

 

Майкл Генри МакБрейн (Michael Henry McBrain) родился в Хакни, на востоке Лондона, 5 июня 1952 года. Трудно поверить, когда смотришь на него сейчас — на добродушное лицо и руки, сплошь покрытые татуировками, но юного Майкла Генри прозвали Ники еще в детстве из-за того, что (в чем он охотно сознается) «так звали моего игрушечного медведя — Медвежонок Николас. Я был очень привязан к нему, повсюду таскал его за собой, и вскоре вся семья стала в шутку звать меня Ники. За исключением серьезных случаев, когда я становился Майклом».
Он всегда мечтал стать барабанщиком. Никто из членов семьи как таковым музыкантом не был, хотя его отец и являлся большим поклонником традиционного джаза. Так что кумиром молодого Ники стал Джо Морелла (Joe Morella) сразу после того, как он увидел выступление замечательного джазового барабанщика в паузе во время телевизионного выступления Дейва Брубека (Dave Brubeck) в начале 60-х.

 

«В возрасте примерно десяти лет, я частенько собирал все мамины кастрюли, сковородки, банки из-под бисквита и все остальное, до чего я мог добраться и что при ударе издавало много шума, затем брал пару маминых спиц для вязания и начинал колошматить что есть мочи», – рассказывает он. «Я представлял себя Джо Мореллой, играющим на барабанах. Я мог также взять парочку ножей и начать лупить по старой эмалированной газовой плите, от чего краска, конечно же, начинала откалываться, что приводило маму в бешенство».

 

В конце концов, дабы спасти мамину плиту, отец сдался и купил Ники его первую барабанную установку. «Мне было лет одиннадцать-двенадцать, и эта установка в те времена называлась John Gray Broadway, которая, фактически, состояла из малого барабана, одного альтового, одной тарелки, двух палочек и двух щеток», – вспоминает он. «Щетки меня совершенно не интересовали, мне хотелось колотить, что есть силы. Но отец заставил меня научиться играть и щетками. Он сказал: ‘Ты должен выучиться играть чем угодно, если хочешь стать настоящим ударником’, и, конечно же, он оказался чертовски прав. Так что, папа, спасибо тебе за это. И я просто-таки обожал эту установку, я чувствовал себя, как свинья в куче дерьма!»

 

Разумеется, прошло немного времени, как Нико оказался востребован в своих услугах. Барабанщиков было трудно найти, и, как только он присоединился к своей первой школьной группе, то сразу же испытал на себе повышенное внимание. «Мы играли по утрам в субботу», – вспоминает он. «Это было просто охренительно! Я до сих пор помню, все эти каверы. Тогда мы еще не научились сочинять сами. В основном, мы валили ранние песни Stones и всю битловскую ботву».

 

Что касается музыкальных предпочтений, в отличие от своего отца, Ники начал слушать более современные группы 60-х, такие как The Animals, The Shadows и, конечно же, The Rolling Stones и The Beatles. Однако, как ни странно, свой первый сценический опыт он приобрел в школе танцев Russell Vale в Wood Green, куда он ходил на бальные танцы днем каждую субботу. «Я был настоящим экспертом в старых добрых ча-ча-ча и самбе», – фыркает он с самоиронией, но в действительности он оказался одаренным танцором, который становился победителем во многих танцевальных конкурсах. «Но все это просто куда-то испарилось, как только я стал постоянным ударником».

 

К моменту, когда ему исполнилось четырнадцать, он уже играл постоянно «на полупрофессиональной установке в пабах и на свадьбах». С возрастом он становился все более универсальным музыкантом, который способен играть не только популярную музыку, но также и в более сложном джазовом стиле. В качестве сессионного барабанщика он стал работать на постоянной основе, что было очень востребованным в 60-е, во времена расцвета музыкального ширпотреба в духе американской эстрады начала века. Нико грузил всю свою нехитрую кухню в отцовский Morris Minor 1000 и отправлялся в дорогу.

 

«Я просто старая шлюшка», – сознается он. «Я играл все подряд — попсу, фолк, религиозную музыку и рок. Мне было все равно. Я мог играть что угодно, но я не мог прочесть музыку, поэтому мне приходилось чаще играть попсу, и я сделал немало работы на лейбле под названием Young Blood Records, а также на пару с одним парнем из EMI. Получилась своего рода команда — я и басист по имени Брайан Бельшоу (Brian Belshaw), мы были словно переносная ритм-секция, это стало большим опытом для меня. Многие музыканты в группах ведут себя так, будто они пресытились проделанной сессионной работой, как будто это самая скучная вещь на свете. Но мне действительно это нравилось. Если ты барабанщик, тебе трудно постоянно находиться дома и играть наедине с собой. Это не то, что гитарист. Так что мне нравилось это занятие, потому что оно позволяло мне не сидеть дома и играть с совершенно разными ансамблями. Ну и, помимо всего остального, это давало кое-какой заработок, так что подобная деятельность меня вполне устраивала».

 

Тем не менее, если сессионная работа и позволяла оплачивать жилье, то уж наверняка она не могла сделать его богатым и знаменитым, и Ники знал это. «Через некоторое время вам непременно хочется сделать что-то такое, что будет иметь значения для тебя лично, но вы не в состоянии достичь этого, работая сессионно. Необходима была собственная группа, чтобы начать реализовываться посредством собственной музыки, и это то, с чего я решил начать». Его первой «полноценной» группой стала The 18th Fairfield Walk, которая позже стала известна как Peyton Bond — неплохая развлекательная банда для пабов, которая специализировалась на каверах материала Отиса Реддинга (Otis Redding), Beatles и Who. «Все было хорошо на первый взгляд», – говорит он, «но это не могло ни к чему привести, пока группа играла только кавер-версии». Поэтому, когда ему предложили присоединиться к более амбициозному лондонскому проекту под названием The Wells Street Blues Band, «я присоединился к ним. Это были по-прежнему каверы, однако на этот раз это были более интересные вещи, настоящий, истинный блюз». Это был конец 60-х, когда о мастерстве группы судили по тому, насколько тяжело она играет. Так что было только вопросом времени, когда The Wells Street Blues Band перейдет к более прогрессивному блюзовому звучанию The Axe, как они себя переименовали в 1969 году.

 

«The Axe звучали довольно типично для того времени. Мы все были под впечатлением от John Mayall's Bluesbreakers и от того, что Эрик Клэптон, Джефф Бек, Джимми Пейдж и Питер Грин творили со звуком. Мы буквально спали и видели себя на их месте, но этого так никогда и не случилось. Мы думали, что достигли этого, когда выиграли местный конкурс талантов, и призом был контракт на запись в Apple Records, которая была лейблом самих The Beatles, по крайней мере, они так говорили! Но ничего подобного мы не дождались. На поверку все оказалось полнейшим дерьмом».

 

Однако The Axe со временем стали потихоньку вставлять в сет свои композиции. Но затем между вокалистом и гитаристом началось серьезное противостояние, и это стало концом для группы. «Мне нравилось там играть, но три соло-гитариста на репетиции — это чересчур для любого». Подавленный, но не сломленный, Нико сделал еще одну попытку, на этот раз, объединив усилия с клавишником и вокалистом Билли Дэем (Billy Day) и его соавтором гитаристом Майклом «Микки» Лесли (Michael "Mickey" Lesley). «Это было где-то в 1971, и я хорошо это запомнил, так как тогда я впервые стал получать зарплату. Я зарабатывал 50 фунтов в неделю и думал: ‘Круто! У меня начинает получаться!’ Однако зарплата включала вождение грузовичка, так как у нас не было своей дорожной команды, и я, к тому же, был единственным, у кого имелись права (Билли лишился своих за вождение в нетрезвом состоянии), это также подразумевало то, что я был обязан забирать фургон домой на ночь, и, конечно же, я думал, что это также круто. Так я получил оплачиваемую работу в нормальной группе, к тому же имея служебный автомобиль!» – смеется он.

 

Кстати говоря, именно благодаря Билли Дэю Ник внезапно превратился в Нико. «У нас был заключен контракт с издательством April Music», – рассказывает он, «который, как это часто бывает, перерос в другую сделку, на этот раз с CBS Records. И вот сидим мы как-то раз в студии CBS, что на Уитфилд-стрит в Лондоне, и записываем то, что должно было стать нашим первым альбомом. И вдруг, ни с того ни с сего, руководитель CBS решил нанести нам неожиданный визит. В те годы главой CBS был Дик Ашер (Dick Asher). Короче, мы лабаем, и тут заходит Дик Ашер вместе с Морисом Оберстайном (Maurice Oberstein). А Оби в то время курировал отделение CBS в Англии, поэтому Дик водил и знакомил его со всеми, или что-то в этом роде».

 

«Короче говоря, входит Дик. Он уже виделся накануне с Билли и попросил его представить остальных участников группы. Как обычно, Билли к тому моменту был уже немного подшофе — он вообще был любитель выпить, этот Билли — и он почему-то решил, что будет прикольно представить меня как Нико (Neeko). И он погнал: ‘Познакомьтесь с моим итальянским барабанщиком. Его зовут Нико’. Я подумал: ‘Бля, Билли, у тебя совсем крыша поехала’. Я попытался представиться иначе, но Оби все равно с тех пор стал называть меня Нико, и это в итоге зашло слишком далеко. Вот так это произошло. Все началось именно после того случая. Хотя, в общем-то, я не был особенно против, я лишь изменил имя на Nicko, чтобы звучало более по-английски».

 

К сожалению, новое имя — это последнее, что приобрел Нико от сотрудничества с Билли Дэем. В конце концов, группа распалась из-за нетрезвых методов работы вокалиста. Как говорит Нико, «Быть ударником плохо тем, что тебе приходится довольно часто болтаться без дела в ожидании, когда остальные участники группы, ответственные за песни и общее направление, соизволят подорвать свои задницы и начать работать. И когда что-то начинает идти наперекосяк, это быстро замечается, и бедный старый Билли… Он был отличным парнем и прекрасным музыкантом, и я научился у него чертовски многому, но группа просто топталась на месте. Так что, через некоторое время я решил: ‘Все. С меня хватит. Я ухожу’».

 

Нико сделал еще одну или две неудачные попытки собрать собственную команду, прежде чем слава наконец-то настигла Нико МакБрейна в 1975 году, когда он присоединился к группе Streetwalkers, основанной вокалистом Робертом Чепменом (Roger Chapman) и гитаристом Чарли Уитни (Charlie Whitney), которые, в свою очередь, стали известны благодаря своему участию в проекте Family. Они заслужили свою славу, написав такие замечательные альбомы как “Music In A Doll's House” (1968) и “Bandstand” (1972).

 

«С этого момента все становится немного запутанным», – рассказывает Нико. «Сначала я играл в банде под названием The Blossom Toes, которая, казалось бы, вот-вот должна была подписать контракт на запись, но, как обычно, все рухнуло в последнюю минуту. Гитаристом в The Blossom Toes был парень по имени Джим Креган (Jim Cregan), и когда все уже стало благополучно вырисовываться, он резко свалил и примкнул к Family. Это было примерно в 1973 году. Family распались в 1974, и Джим ушел в Cockney Rebel. Но прежде чем сделать это, он замолвил за меня словечко и в следующий момент мне позвонили и спросили, не хотел бы я придти на прослушивание в новую группу Роджера и Чарли? Я ответил: ‘Да!’ В том смысле, что я был большим поклонником Family, я считал “Music In A Doll's House” выдающимся альбомом, поэтому я был двумя руками «за». К тому моменту они уже закончили запись первого альбома под названием “Streetwalkers”, но их ударник Ян Уоллос (Ian Wallace) покинул группу, а турне уже было на носу. Вот так все и получилось. Меня там звали Флинн (Flynn)!»

 

Один из первых туров со Streetwalkers включал выступление в Нью-Йорке, где группа выступала на одной сцене со своими земляками Cockney Rebel, делами которых заправлял молодой и неопытный выпускник Кембриджа Род Смолвуд.

 

«Тогда я впервые встретился с Родом, и я никогда этого не забуду», рассказывает Нико. «Мы вместе с Cockney Rebel играли в нью-йоркском клубе под названием Bottom Line. Помню этого здоровяка-северянина из Хаддерсфилда, всюду сующего свой нос. Однако когда с ним пообщаешься, обнаруживаешь, что он — довольно приятный парень, любящий выпить и посмеяться. И, конечно же, после концерта была организована крутая вечеринка, и я помню, как все напились и орали друг другу на ухо. Кажется, никто из нас не был до этого в Америке, поэтому мы были похожи на британских школьников на каникулах, рок-н-рольных каникулах. Естественно, все знакомились друг с другом в баре. Это была та еще вечеринка…»

 

«Я познакомился с Ником в Нью-Йорке, и первое, о чем я подумал, было: ‘Нормальный парень, совершенно чокнутый’», – вспоминает Род. «И я не сказал бы, что мое мнение о нем поменялось с тех пор. Великолепный барабанщик, приятный парень, абсолютно сумасшедший. Даже он сам вам об этом скажет».

 

К тому моменту, когда в начале 80-х эти двое встретились опять, Streetwalkers благополучно развалились вскоре после того, как Роджер Чепмен начал сольную карьеру, а Нико после этого успел поработать барабанщиком в The Pat Travers Band (где Нико помогал Пэту в записи альбома “Making Magic”), а еще позже у французских социополитических рокеров Trust. («В их песнях было много политики, но все они были на французском, так что не спрашивайте меня, о чем именно в них говорилось!»)

 

Нико говорит, что был прекрасно осведомлен обо всех проблемах, которые испытывали Maiden с Клайвом Бером, задолго то того дня, когда ему было сделано предложение. «Я знал Клайва, так как мы гастролировали вместе, когда я был в Trust», – говорит он, «и я помню, как он однажды позвонил мне из Америки и рассказал, что он якобы слышал, что они предложили мне заменить его. Я совершенно честно ответил ему: ‘Слушай, Клайв, если ты возьмешь себя в руки, они никогда не сделают мне такого предложения’. Я был женат тогда на своей первой жене, и от нее получил нагоняй за этот разговор: ‘Зачем ты ему об этом сказал? Сейчас он возьмет себя в руки, и будит продолжать выступать, а ты останешься с носом’. Однако я смотрел на это иначе. Я совершенно не желал кого-то подсиживать. Он позвонил мне, чтобы узнать мое мнение, и я поступил так, как считал нужным. Все остальное зависело от него самого».

 

Несмотря на это, когда стало окончательно ясно, что пути Клайва и Maiden расходятся, и что Нико получает предложение, он все же признается: «Я был чертовски рад! Честно говоря, я даже немного выпил, дабы отметить столь хорошие новости. Дело в том, что я был безработным, и это событие стало спасительным для меня. Но что еще важней, я обожаю музыку. Так что это произошло как нельзя кстати. Я всегда был способен играть в мощной манере, и Maiden стали хорошим подспорьем в развитии моего стиля. Предыдущие музыканты оставили после себя замечательное наследство, так что я приобрел незаменимый опыт. Лучшего и желать нельзя. Maiden лучшие в своем роде, всего-навсего. Когда Стив пишет песню, он всегда сочиняет ритм, который мне раньше совершенно не попадался, или выдвигает идеи, которые мне бы и в голову не пришли. Это притом, что он даже не ударник! Но в этом вся прелесть музыки — существует бесчисленное количество способов ее донести. И так как он является автором этой музыки, ему лучше всех известно, каким образом все должно выглядеть, звучать. Так что я всегда стараюсь внимательно слушать, и затем добавляю что-нибудь от себя, то, что Стиву, возможно не пришло в голову. Поэтому результат обычно весьма интересный.

 

«Я знаю, что в Maiden прослушивались некоторые барабанщики, которые не способны на это», – говорит Эдриан Смит. «Тебе приходится быть своего рода атлетом, и Нико — фантастически атлетичный барабанщик. У него всегда была хорошая хватка и техника, но в Maiden он по-настоящему раскрылся. После его прихода множество вещей были основаны на его игре, всех этих замысловатых ритмических рисунках, демонстрирующих потрясающую технику. Сегодня все это звучит довольно обыденно, но на тот момент, когда он к нам присоединился, я считал, что он привнесет разнообразие в исполнение, поскольку Ник может сыграть все, что угодно. И он отлично держит ритм. У него всегда все под контролем, и Стив любит играть с ним. Стив и Нико работали вместе часами, разучивая все эти ритмы. Я хочу сказать, что ни Нико МакБрейн, ни Iron Maiden не подпадают под нормальные рамки, именно поэтому они оба всегда так великолепно сыграны».

Фактически первое, что Нико сделал с группой, это выступление на немецком телешоу. Новости об уходе Клайва еще не были преданы огласке, поэтому Нико пришлось отыграть концерт в маске Эдди. Выражаясь метафорой, эту маску ему еще предстояло снять…